Неточные совпадения
Вулич молча вышел
в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело
оружие, и наудачу снял
с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороха, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за
руки.
Лампа, плохо освещая просторную кухню, искажала формы вещей: медная посуда на полках приобрела сходство
с оружием, а белая масса плиты — точно намогильный памятник.
В мутном пузыре света старики сидели так, что их разделял только угол стола. Ногти у медника были зеленоватые, да и весь он казался насквозь пропитанным окисью меди. Повар,
в пальто, застегнутом до подбородка, сидел не по-стариковски прямо и гордо; напялив шапку на колено, он прижимал ее
рукой, а другою дергал свои реденькие усы.
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной
оружия стояло человек десять, из магазина вышел коренастый человек,
с бритым лицом под бобровой шапкой,
в пальто
с обшлагами из меха, взмахнул
рукой и, громко сказав: «
В дантиста!» — выстрелил.
В проходе во двор на белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Он вдруг остановился среди комнаты, скрестив
руки на груди, сосредоточенно прислушиваясь, как
в нем зреет утешительная догадка: все, что говорит Нехаева, могло бы служить для него хорошим
оружием самозащиты. Все это очень твердо противостоит «кутузовщине». Социальные вопросы ничтожны рядом
с трагедией индивидуального бытия.
Тут мне приходит
в голову одна самая обыкновенная мысль: ну что, если б этот пестик лежал не на виду, не на полке,
с которой схватил его подсудимый, а был прибран
в шкаф? — ведь подсудимому не мелькнул бы он тогда
в глаза, и он бы убежал без
оружия,
с пустыми
руками, и вот, может быть, никого бы тогда и не убил.
Он всегда ходил без
оружия,
в старомодном сюртуке,
в фуражке
с большими полями и
с громадным прямым козырьком,
с палкою
в правой
руке, со слуховым рожком
в левой и непременно
в сопровождении двух ожиревших, ленивых, хриплых мопсов, у которых всегда кончик языка был высунут наружу и прикушен.
К правой стороне седла привешен был концом вниз золоченый шестопер,
оружие и знак достоинства,
в былые годы неразлучный
с боярином
в его славных битвах, но ныне, по тяжести своей, вряд ли кому по
руке.
— Может быть… — вяло ответил седой господин и отвернулся. А
в это время к ним подошел губернатор и опять стал пожимать
руки Семена Афанасьевича и поздравлять
с «возвращением к земле, к настоящей работе»… Но умные глаза генерала смотрели пытливо и насмешливо. Семен Афанасьевич немного робел под этим взглядом. Он чувствовал, что под влиянием разговора
с приятелем юности мысли его как-то рассеялись, красивые слова увяли, и он остался без обычного
оружия…
Но горцы прежде казаков взялись за
оружие и били казаков из пистолетов и рубили их шашками. Назаров висел на шее носившей его вокруг товарищей испуганной лошади. Под Игнатовым упала лошадь, придавив ему ногу. Двое горцев, выхватив шашки, не слезая, полосовали его по голове и
рукам. Петраков бросился было к товарищу, но тут же два выстрела, один
в спину, другой
в бок, сожгли его, и он, как мешок, кувырнулся
с лошади.
Там его мучают полтора года, но он все-таки не изменяет своего решения не брать
в руки оружия и всем тем,
с кем ему приходится быть
в сношениях, объясняет, почему он этого не делает, и
в конце второго года его отпускают на свободу раньше срока, зачислив, противно закону, содержание
в тюрьме за службу, желая только поскорее отделаться от него.
На новую обитель делались частые нападения, и благоуветливые иноки отсиживались за деревянными стенами
с разным «уязвительным
оружием»
в руках.
Однако на гиляков мы это подумали напрасно. Увидел Оркун, что мы сумлеваемся, обобрал у своих копья, одному на
руки сдал, а
с остальными к нам идет без
оружия. Тут уж и мы увидали, конечно, что у гиляков дело на чести, и пошли
с ними к тому месту, где у них лодки были спрятаны. Выволокли они нам две лодки: одна побольше, другая поменьше.
В большую-то Оркун приказывает восьмерым садиться,
в маленькую — остальным.
Иуда засмеялся и, не обращая более внимания на Петра, пошел дальше, туда, где дымно сверкали факелы и лязг
оружия смешивался
с отчетливым звуком шагов. Двинулся осторожно за ним и Петр, и так почти одновременно вошли они во двор первосвященника и вмешались
в толпу служителей, гревшихся у костров. Хмуро грел над огнем свои костлявые
руки Иуда и слышал, как где-то позади него громко заговорил Петр...
Попадутся под
руку и гражданской печати подержанные книги, он и их покупал, попадутся старинные жемчужные кики и кокошники, серебряная посуда, старое
оружие, седла, древняя конская сбруя, все покупал, и все у него
в свое время сходило
с рук.
Как видишь, Я снова ищу слов и сравнений, беру
в руки плеть, от которой убегает истина! Но что же Мне делать, если все Мое
оружие Я оставил дома и могу пользоваться только твоим негодным арсеналом? Вочеловечь самого Бога, если ты его осилишь, Иаков, и он тотчас же заговорит
с тобою на превосходном еврейском или французском языке, и не скажет больше того, что можно сказать на превосходном еврейском или французском языке. Бог!.. а Я только Сатана, скромный, неосторожный, вочеловечившийся Черт!
Нет, пусть не осудит меня честный Магнус за маленькую неточность
в нашем договоре: Я буду жить, но лишь до тех пор, пока хочу жить. Все блага человечности, которые он сулил Мне
в ту ночь, когда искушался Сатана человеком, не вырвут
оружия из моей
руки:
в нем единый залог моей свободы! Что все твои княжества и графства, все твои грамоты на благородство, твое золото на свободу, человече, рядом
с этим маленьким и свободным движением пальца, мгновенно возносящим тебя на Престол всех Престолов!..
— «Наши столпились у ворот укрепления. Святослав стоял впереди
с огромным бердышом. Одежда его была вся изорвана, волосы всклокочены;
руки по локоть, ноги по колено
в крови; глаза метали ужасный блеск. Татары, казалось, узнали его и хлынули, как прорванная плотина. „Умирать, братцы, всем! Славно умирать!“ — крикнул он, бросился
в гущу татар и начал крошить их своим страшным
оружием…»
В Европе нам оказали непочтительность: мы увидели надобность взять
в руки оружие. Сценой действия сделался наш Крым. Регулярные полки и ратники ополчения тащились на ногах через Киев, где их встречал поэт из птенцов Киевской духовной академии Аскоченский и командовал: «На молитву здесь, друзья! Киев перед вами!» А к другим он оборачивался и грозил: «Не хвались, иду на рать, а идучи
с…». [15 сентября 1893 года этот стих полностью воспроизведен
в весьма известной русской газете. (Прим. Лескова.).]
Оружие москвитян гремело почти около той церкви,
в которой венчали Чурчилу
с Настасьей, но они не дрожали от этих воинственных звуков, а
рука об
руку,
в золотых венцах, обошли троекратно налой, и священник благословил молодых супругов.
Кровь его кипела; огонь зажигался
в глазах; не раз поднималась
рука, чтобы ухватиться за
оружие, которого
с ним не было.
— Есть
оружие острее всех мечей, убийственнее ружей и пушек, — это любовь к отчизне, а мы
с тобою и Ричардом не имеем
в ней недостатка. Падете вы оба, я сама явлюсь на поле битвы. Будет
рука моя слаба, чтобы поражать врагов, поведу, по крайней мере, своих воинов против притеснителей моей отчизны и одушевлю их собственным примером. Не
в первый раз Польша видела своих дочерей во главе полков!
Оружие московитян гремело почти около той церкви,
в которой венчали Чурчилу
с Настасьей, но они не дрожали от этих воинственных звуков, а
рука об
руку,
в золотых венцах, обошли троекратно налой, и священник благословил молодых супругов.
— Помилуйте, мы
с вами — товарищи, — возразила она
с дрожью
в голосе, — мы боремся
с одним
оружием в руках.
Кое-где раздавалось ржание коней, и то немедленно было удерживаемо
рукою, управлявшею ими; редко где стучало
оружие об
оружие, и тотчас стук этот замирал, как будто и металл согласовался
в эти часы
с подчиненностью человека.
— И ты, Брут! — встретил упреком Николая Герасимовича Владимир Игнатьевич. — И даже со смертоносным
оружием, — указал он
рукой на ящик
с пистолетами, который держал
в руках Савин.
— Неправда, — гневно сказала она, — сколько знаю Стабровского, я никогда не замечала, чтоб он был занят собой. Что ж до его красоты, то никто, конечно, кроме вас не найдет
в ней ничего женоподобного. Скорее, к его энергической, одушевленной физиономии шли бы латы, каска
с конским хвостом, чем одежда мирного гражданина. Воображаю, как он хорош бы был на коне,
с палашом
в руке, впереди эскадрона латников, когда они несутся на неприятеля, когда от топота лошадей ходит земля и стонет воздух от звука
оружий.
— Я думаю… — начал, наконец,
с расстановкою патер, — что всеблагое провидение
в непременной заботе своей о торжестве единой истиной Христовой и апостольской римско-католической церкви, дает нам
в руки еще одно лишнее
оружие для борьбы
с схизматиками…
С пистолетом
в руках он возвратился к письменному столу и сел
в кресло. Положив
оружие, он достал два листа бумаги и начал писать.